В середине января 1920 года, когда, практически стал ясен исход «белой» борьбы, командование Добровольческой армией выпустило Директиву, определявшую порядок эвакуации семей военнослужащих и гражданских лиц за пределы России. Согласно «директиве» эвакуацию предполагалось начать из Одессы, Севастополя и Новороссийска в следующей последовательности: первыми – больные и раненые воины; вторыми – семьи военнослужащих; третьими – семьи гражданских служащих; четвертыми – прочих, если будет время и место, и последними – начальники.
17 января 1920 года генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский сообщил Терскому войсковому атаману о начале эвакуации семей военнослужащих на английских и русских пароходах. Предполагаемое место высадки – Принцевы острова, а «по заполнении коих укажут другие места». В дальнейшем высадку предполагалось осуществлять на территории Сербской республики, «где условия жизни, количество представляемых помещений пока не выяснено». Англичане будут перевозить даром, а на русских пароходах «пока только часть пассажиров будет перевозиться бесплатно, а с остальных взиматься плата в зависимости от их состояния». Семьи офицеров будут перевозиться бесплатно. В Терском войске после обсуждения телеграммы генерала Лукомского начальник штаба полковник Г. С. Хутиев сообщил 30 января полковнику М. В. Склярову следующее решение: «Войсковой атаман по причине морального свойства не находит возможным поднимать вопроса об эвакуации семейств офицеров». Запрещение эвакуации семей офицеров Терского войска «по причине морального свойства» являлся показателем равного в правовом состоянии рядового казака и офицера.
В начале февраля 1919 года Штаб Терского войска перешел во Владикавказ. Большинство населения восприняло это передислокацию, как свидетельство того, что Ставка передвинулась поближе к Военно-Грузинской дороге, то есть для отхода в Грузию.
К марту 1920 года в Терско-Дагестанском крае сложилась критическая ситуация. Части XI Красной армии, наступавшие на Ставропольском направлении, после упорных боев в середине февраля вышли на подступы к Ставрополю, и 29 февраля взяв город, устремились в район Минеральных Вод. Терские казачьи части и войска Терско-Дагестанского края оказались полностью отрезанными от ВСЮР.
На совместном заседании 6 марта 1920 года войскового атамана, и членов Круга Терского казачьего войска было принято решение начать эвакуацию представительских учреждений, архивов и складов во Владикавказ, куда еще накануне начали эвакуацию учреждения командующего войсками и главноначальствующего Терско-Дагестанского края.
Тем временем части правого боевого участка 1-й Сводной бригады экспедиционного корпуса XI Красной армии в первых числах марта перешли в наступление вдоль реки Томузловка и успешно продвигались на запад, в Александровский уезд. Части левого боевого участка под командованием В. И. Кучуры в это время также перешли в наступление из района Архангельского на селение Воронцово-Александровское и далее вдоль железной дороги к Георгиевску. На этом участке красному комбригу пришлось сталкнуться, хоть и с потрепанными, но еще способными оказать сопротивление 6-м и 12-м Кубанскими пластунскими батальонами, а также с 1-м и 2-м Сунженско-Владикавказскими и 1-м Кизляро-Гребенским конными полками.
Чтобы сломить сопротивление терских казаков В. И. Кучура направил кавалерийские полки в обход занимаемых позиций казачьих частей. Не выдержав натиска советских войск, казаки, оставив свои позиции, начали отход на Георгиевск и через станицу Государственную на станцию Прохладную.
7 марта, «оставив в Пятигорске атамана отдела полковника Менякова с заданием держаться, пока будет возможным, и затем отойти в горы Кабарды и Карачая, собирая вокруг себя остатки терских частей, войсковой атаман и правительство, несколько депутатов с председателем Круга, при обозе и в сопровождении Гвардейского дивизиона, походным порядком отправились под Георгиевск. Фронт еле держался всего в нескольких верстах от города». Кубанские пластунские батальоны, накануне приезда атамана оставив занимаемые позиции, «ушли домой, оставив фронт без артиллерии. Разрыв фронта заткнули только что прибывшими из станиц безоружными казаками из числа допризывных (1922 года призыва) и стариков». Советский комбриг В. И. Кучура почувствовал слабость терцев, яростно атаковал. «Атаман прибыл на фронт в тот момент, когда там некоторые части под влиянием обстановки намеревались бросить фронт и уйти по домам. Войсковой атаман вновь спас положение: он лично восстановил порядок и послал казаков в бой».
Красноармейские полки преследую отступающих терцев подошли почти вплотную к Георгиевску. На правом фланге – в станице Георгиевской сосредоточилась 2-я бригада 2-й Терской дивизии генерал-майора А. К. Негоднова и приданный ей в помощь Гвардейский дивизион. 13 марта 1920 года на рассвете, смяв сторожевое охранение, в станицу ворвались красноармейцы 1-й Сводной бригады XI Красной армии. Казаки бросились из станицы, преследуемые красноармейцами. К середине дня город Георгиевск и станица были «лихим налетом 1-го кавалерийского и смелой атакой 298-го стрелкового полков» под командованием терского казака станицы Государственной В. И. Кучуры.
Из Георгиевска 1-я Сводная бригада устремилась в наступление сразу на трех направлениях: на станцию Прохладную вдоль железной дороги, на станицу Марьинскую к Кабарде и на Пятигорск. 16 марта 1920 года части под командованием В. И. Кучуры вошли в Пятигорск.
После взятия частями Красной армии города Георгиевска штаб Терского казачьего войска попытался организовать оборону стратегически важного железнодорожного узла станции Прохладненской. Сил для организации отпора еще хватало. Некоторые части находились в районе станицы Наурской и в верстах 40 от города Георгиевска. в городе Пятигорске находились штаб Войска, 3 сотни Гвардейского дивизиона, Атаманская пешая сотня, терский инженерный батальон (в стадии формирования).
Начальник штаба Терского казачьего войска полковник Г. Хутиев вспоминает, что «по приходе в станицу Прохладная в штабе были сведения, что в Моздоке закончилось формирования 3-х сотенного отряда под командованием полковника К. С. Лотиева. Там же было собрано много казаков в запасные сотни. С этими силами борьбу можно было еще вести, в особенности с прибытием Терской дивизии». Однако вскоре выяснилось, что «Запасные казаки под влиянием агитации, хотя и без эксцессов разошлись по станицам. Учебный пулеметный батальон и Инженерный батальон повернули из Пятигорска, опасаясь, что не успеют в Прохладную до прихода (красных), увозя с собой необходимые для борьбы пулеметы. Впрочем, большая часть казаков этих частей тоже разбрелась по станицам. Известно было так же что часть казаков 1-го Кизляро-Гребенского полка двинулась вниз по Тереку в свои станицы. В общем, организовывать борьбу в районе станицы Прохладной было не с чем и поэтому ничего не оставалось делать, как отходить далее на Владикавказ».
В это тяжелое для Терского войска и Добровольческой армии время войсковой атаман опубликовал приказ главнокомандующего вооруженными силами Юга России генерала Деникина. «Терновый венец, – говорилось в приказе, – возложенный на нашу исстрадавшуюся Родину врагами России, особенной тяжестью лег на Вас, русские офицеры. Помышляя лишь о благе родной страны и твердо памятуя Ваших предков, Вы принесли на алтарь Отечества Вашу кровь и самую жизнь. Великое испытание послано нам Господом Богом, под тяжким бременем у многих поникли головы, затуманились взоры, местами идет глухое брожение, злонамеренные люди, подкрадываясь к Вашему сердцу, стараются увлечь Вас на путь смуты. Приняв личину доброжелателей, они стремятся погубить наше святое дело, вселить рознь в вашу среду, поднимая Вас против Ваших начальников, назначенных мною. Такой путь всегда ведет к развалу и гибели. Вместе с Вами я скорблю о всех многочисленных лишениях, которые претерпеваете Вы. Всем моим сотрудникам я вменяю в обязанность приложить все силы к скорейшему действительному улучшению Вашего быта и к искоренению разлагающихся начал, едва не приведших нас к гибели, во имя тех павших братьев, тела которых приняла в себя русская земля. Во имя святой Руси, призываю Вас в этот тяжелый час понять, что только в суровой внутренней дисциплине, в единении и направлении всех наших стремлений к одной цели мы почерпнем силы для успешного завершения нашего трудного подвига. Как старший русский офицер, я призываю Вас объединиться вокруг меня и сомкнутыми рядами встретить последний вражеский напор с верой в Победу. Да укрепит Господь дух Ваш».
Одновременно было опубликовано и обращение войскового атамана к жителям Терской области с призывом объединиться в этот тяжелый час вокруг него. «Родные терцы, – говорилось в обращении, – казаки и русские люди нашего края! С севера на наше Терское войско вновь надвигается красная волна коммунизма, стремящаяся поглотить наш край, поработить его и уничтожить вольнолюбивое казачество. Вновь войску грозит тяжелое испытание, вновь станицам и хуторам придется пережить все ужасы диких расправ красных над населением. Казаки издревле жили в народоправстве, учили хранить и защищать свои вольности. В минувшем году Вы доказали это на деле, сбросив с себя большевистское коммунистическое иго. Теперь в годину новых испытаний я, Ваш выборный атаман, призываю всех казаков и всех русских людей, дорожащих честью края и любящих свое родное войско, сплотиться вокруг меня; я сам поведу Вас в решительный бой за честь и славу войска, на защиту родных очагов. Все ко мне, все вокруг меня, все за мной, в бой за правое дело!».
Обращение генералов А. И. Деникина и Г. А. Вдовенко к солдатам, казакам и офицерам с призывом сплотиться вокруг их имен, видимо, было последней попыткой в этом военно-политическом сумбуре навести порядок и создать условия для оказания организованного сопротивления наступающему противнику. Однако никто не внял этому призыву, и никто не предпринял реальных попыток для объединения военных сил. Более того, пишет в своих воспоминаниях генерал Деникин, «… Наша конная масса, временами раза в два превосходящая противника (на главном Тихорецком направлении), висела на фланге его и до некоторой степени стесняла его продвижение. Но, пораженная тяжелым душевным недугом, лишенная воли, дерзания, не верящая в свои силы, она избегала уже серьезного боя и слилась, в конце концов, с общей волной в образе вооруженных отрядов, безоружных толп и огромных таборов беженцев, стихийно стремившихся на запад».
Что касается станичного казачества, то ограбленное и обобранное проходящими и местными вооруженными отрядами, оно находилось под большим влиянием казаков-фронтовиков и дезертиров, которые меньше всего думали об оказании помощи войсковому атаману в его борьбе против Советской власти. Многие зараженные идеями большевизма станицы, такие как Курская, Государственная и расположенные по Сунженской линии стремились как можно скорее закончить эту бессмысленную и никому не нужную войну. Поэтому большинство станиц и хуторов, несмотря на призывы войскового атамана, не оказали ему военно-материальной и моральной помощи и поддержки. Что касается неказачьего населения, то в своем большинстве оно резко отрицательно относилось к казакам, как союзникам Добровольческой армии, и тайно, а порой и открыто поддерживало сторонников Советской власти. В таких условиях войсковой атаман и его сторонники, не могли рассчитывать на победу, несмотря на отчаянное сопротивление отдельных войсковых соединений, положение их было практически безнадежное.
В результате наступления войск XI Красной Армии в марте 1920 года были взяты 13 марта узловая железнодорожная станция Прохладная, а 15 марта – город Моздок.
16 марта Правитель Кабарды князь Бекович-Черкасский отдал распоряжение об эвакуации во Владикавказ воинских подразделений расположенных в Нальчикском округе. На прошедшем совещании командиров воинских подразделений было принято провести эвакуацию Нальчика на следующий день 17 марта. Как запишет впоследствии участник тех событий К. А. Чхеидзе: «Дня за два до эвакуации правитель Кабарды решил устроить своего рода собеседование с представителями местного общества: служилого и неслужилого. С этой целью в одном из помещений местного реального училища были собраны господа офицеры, часть интеллигенции, чиновники и пр. Присутствовали и дамы, они поместились в соседней комнате и слушали все, что говорилось на собрании. Князь изобразил в кратких словах создавшуюся обстановку. Закончил сообщением о принятом им решении эвакуировать столицу Кабарды и Балкарии – Нальчик… Как это не удивительно, но должен отметить, что настроение на описанном собрании было довольно приподнятое и отнюдь не трагическое».
К вечеру за околицу Нальчикской слободы в сторону Докшукино потянулись колонны всадников шестиполковой Кабардинской конной дивизии и многочисленные обывательские обозы. Путь отступления на Владикавказ проходил по казачьим землям станиц Пришибской, Котляревской, Александровской, Змейской, мимо осетинских селений Эльхотово, Ардон, Христиановское, Ново-Магометановское, являвшихся поставщиками людских сил для керменистов. Под селением Ардон отряду пришлось выдержать столкновение с керменистами, которые после непродолжительной перестрелки были обращены в бегство. 21 марта состоялся въезд во Владикавказ, который растянулся на полтора часа, и представлял собой весьма зрелищное действие, сопровождаемое песнями, гармонью и зурной. Жители Владикавказа уже давно не видели столь многочисленного и дисциплинированного воинского подразделения, каким предстала перед ними в тот день Кабардинская конная дивизия.
В марте 1920 года город Владикавказ превратился в военный лагерь. Как описал впоследствии в своих воспоминаниях Д. С. Писаренко: «По улицам стояли обозы, артиллерия, разбитые коновязи, стояли грузовые и легковые автомобили, танки, походные кухни, лазаретные линейки, толпами бродили вооруженные люди. Везде была сутолока. Прибывавшие мужья разыскивали свои семьи, матери и дети – отцов, покупали в складчину лошадей и повозки или нанимали подводчиков, запасались продовольствием, пристраивали на повозках кибитки. Все суетились и спешили и, казалось, что о возможности сопротивления ни у кого и мысли не было, все настроились уходить как можно скорее подальше, а куда? – едва ли кто думал об этом».
Не менее пессимистические воспоминания о Владикавказе того периода оставил и корнет К. А. Чхеидзе: «Положение было такое: с севера приходили какие-то обрывки полков, отрядов. Иногда вдруг буквально прибегали полураздетые люди. Это были белые, вырвавшиеся из красного плена, удравшие от зеленых и просто от бандитов. Предместья города, лежащие в стороне ингушских аулов, почти каждую ночь подвергались налетам. Да и днем в той стороне было опасно ходить и ездить. На вокзале стояли два бронепоезда, обслуживаемые офицерами. Один из бронепоездов все время оставался на вокзале для охраны города. Другой крейсировал до станции Беслан: сопровождал пассажирские поезда и разгонял банды, намеревавшиеся напасть на город. Наконец, керменисты. Они только и ждали удобного случая, чтобы ринуться на Владикавказ с целью захвата власти, оружия, денег… В самом городе постоянно опасались восстания слободок. Отсюда исходил местный большевизм (осетинская слобода иногда бывала опорой белых, но русские всегда и определенно поддерживали красных). К моменту, когда в город вошли кабардинцы, собственно владикавказский гарнизон (за исключением корпуса и части отставших) уже эвакуировался. В городе был беспорядок как в отношении гражданском, так и военном. Формально начальником считался генерал Эрдели – он со штабом и беженцами прибыл поездом. Но генерал Эрдели был беспомощен. Правитель Осетии генерал Хабаев держался как-то в стороне. Правителя Ингушетии генерала Мальсагова вообще не было видно. Фактически охрана населения легла на плечи кабардинцев и их начальника. Наши полки были расположены в разных частях города, несли караульную службу. Ежеминутно в штаб Кабардинской конной дивизии, в отель «Париж» прибывали люди, прося о защите, о подводах и т. д. Все, кто имел какую-либо заботу, шли сюда».
Войсковой атаман Г. А. Вдовенко в письме генералу А. И Деникину написанному по прошествии 6 лет после тех событий в ноябре 1926 года так описал атмосферу царившую во Владикавказе в те дни: «После крушения фронта под Георгиевском я прибыл во Владикавказ за несколько дней перед эвакуацией, но знаю, что попытки генерала Эрдели организовать общую власть во Владикавказе были. Были созваны представители горских народов и особым распоряжением была передана власть в руки этих представителей. Как называлось объединенное представительство — не помню. Впрочем, этот орган даже не сконструировался. Я тогда же удивлялся этому, так как знал, что горцы не располагают никакими средствами, чтобы удержать край и Владикавказ в руках, поэтому и смотрел на это, как на известный политический ход. Распоряжение генерала Эрдели носило характер не приказа, а предложения. Оно было расклеено по городу. Отсутствие в этом распоряжении русского имени и устранение из областных дел русского элемента вызывало много толков… Кроме того, считаю необходимым прибавить несколько деталей. До моего прибытия во Владикавказ генерал Эрдели стал вести переговоры с ингушом Арцхановым, который грозил, что он, располагая большими силами в Джерахе, пропустит Добровольческую армию по Военно-Грузинской дороге только при условии сдачи ему пушек и пулеметов, терских же казаков он совсем не пропустит. Когда я прибыл во Владикавказ, генерал Эрдели посвятил меня в это. Я ему тогда же указал на его ошибку, заявив, что ему как представителю русской власти не следовало бы ни в коем случае вступать в переговоры с этим разбойником, что он этим актом только унизил русскую власть. Что же касается перехода по Военно-Грузинской дороге, то ни один ингуш даже и не покажется, если теперь же занять Балту, Джерах и Ларе хотя бы небольшими отрядами. Так, в сущности, и было. Делегат же генерального штаба полковник Дорофеев, посланный генералом Эрдели к Арцханову, так и не возвратился и, по-видимому, как заложник был убит».
В начале марта Н. Ф. Гикало со своим отрядом предпринял наступление на Грозный и 17 марта вошел в город. По другим данным гикаловские войска заняли оставленный город 20 марта. Остатки войск генерала Д. П. Драценко оставив Грозный без боя, отошли в Дагестан – в Порт-Петровск. Из Порт-Петровска атаман Кизлярского отдела полковник Дмитрий Александрович Мигузов с чинами управления, офицерами и беженцами вместе с частями генерала Д. П. Драценко отходил на Баку и далее путь их лежал в Энзели и оттуда в Грузию. По словам Войскового атамана Г. А. Вдовенко из Грозного в Порт-Петровск уходили под прикрытием Кизляро-Гребенских полков и чины Кизлярского отдела, всего около 2000 человек.
В Баку генерала Д. П. Драценко заключила договор с Азербайджаном в силу которого, ценой передачи оружия и материальной части, войскам разрешен был проход в Поти. Те же из терских казаков, которые пожелали остаться в Баку, были впоследствии взяты под арест вступившими в город Красноармейскими частями и, интернированы на острове Беюк-Зиря (Нарген или Наргин), а затем вывезены в большевистские концлагеря и там загублена.
Эвакуация самого Владикавказа началась вечером 24 марта. «Войска и беженцы собирались около здания кадетского корпуса, на дороге к Дарьялу», откуда колонны двинулись в путь. Перед тем как покинуть Владикавказ офицеры взорвали оба своих бронепоезда.
Вот как описал в своих воспоминаниях момент оставления Владикавказа корнет К. А. Чхеидзе: «По обоим сторонам дороги, ведущей к зданию кадетского корпуса, вблизи самого корпуса и далеко-далеко, сколько хватало глаза, расположились беженские обозы и войсковые части. Сквозь предрассветный туман виднелись расплывчатые багровые пятна костров. Густые клубы дыма валились вверх, смешивались с мглой. Трудно было отличить небо от земли. Вдруг какой-нибудь просвет – и тогда – издали – заметны были отдельные фигуры: в бурках, башлыках, шинелях. Чем ближе подъезжали мы к лагерю, тем явственнее доносились шум, гул, рев скотины, выкрики голосов… Для внесения порядка в движение были назначены начальники колонн. Но распоряжения их не выполнялись. Да и трудно было соблюдать порядок при таком скоплении людей и повозок. По дороге двигались в одной «кишке» извозчий экипаж, наполненный дамами и детьми, а за ним артиллерия. Там виделись горские арбы на волах, тут гнали стадо овец, дальше, соблюдая кое-какой порядок, шел офицерский отряд, потом тянулись возы, и снова военные.
Только конные держались вместе. Кабардинские полки с пулеметными командами были в арьергарде. Кабардинцы тронулись часам к 9 утра. Но и вслед за нашим хвостом потянулись отставшие: конные, пешие и подводы без конца и края».
О составе и численности войск, покинувших столицу Терской области можно судить по списку, приведенному полковником Хутиевым. Так, согласно данным полковника покинули город Владикавказ и ушли в Грузию:
1) 3 батальона Кавказского офицерского полка – 300-400 человек;
2) 3 батальона Ученической бригады – 600 человек;
3) учащиеся Владикавказского и Псковского кадетских корпусов – 300-500 человек;
4) Технический батальон – 300 человек;
5) рота штаба командующего войсками – 200-300 человек;
6) 17-й Кубанский пластунский батальон – 360 человек;
7) Кабардинская дивизия 3000 человек;
8) Кумыкская сотня – 150 человек;
9) Автомобильная рота в составе 8 автомобилей (число военнослужащих не указано);
10) Кавказская воздухоплавательная рота 6 самолетов (число авиаторов и обслуживающего персонала не указано);
11) 4 роты Государственной стражи – 600 человек;
12) Конвой командующего войсками – 60 человек;
13) 2 роты батальона чинов комендантских управлений – 200-300 человек;
14) Александрийский Гусарский полк – 180 человек;
15) Танковый дивизион 2 танка и 1 броневик (количество военнослужащих не указано);
16) Терская конно-горная батарея 4 орудия, 50 человек;
17) Терский Гвардейский дивизион в составе – 150 человек;
18) Офицерская сотня – 120 человек;
19) Терская казачья батарея 4 орудия – 50 человек;
20) Терская пулеметная батарея – 75 человек;
21) Остатки терских частей сведенных в две сотни – 300 человек.
Войсковой атаман генерал-лейтенант Г. А. Вдовенко в письме бывшему главнокомандующему ВСЮР генералу А. И. Деникину, написанному 6 ноября 1926 года, приводит следующие данные покинувших Владикавказ воинских частей:
1) Северокавказский офицерский полк (4 роты) — 800-1000 человек;
2) Терская конно-пулеметная батарея — 40-60 человек;
3) 5-й Кавказский армейский запасной батальон (4 роты) — 600-800 человек;
4) Ученическая бригада (3 батальона 3-ротного состава) — 1000 человек;
5) технический батальон — 300 человек;
6) рота из чинов штабных команд — 200 человек;
7) 2 роты из чинов комендантского управления — 200 человек;
8) 4 роты чинов Государственной стражи — 600 человек;
9) 17-й Кубанский пластунский батальон — 600 человек;
10) Александрийский гусарский полк (кажется, 2 эскадрона) — 100-120 человек;
11) Кабардинская конная дивизия — 1000 человек;
12) Особая чеченская пешая сотня (бывшие “чуликовцы”) — 150 человек
13) 2 танка — “Иоанн Калита” и “Дмитрий Донской” (количество военнослужащих не указано) ;
14) конная сотня Ставропольской Государственной стражи — 70 человек;
15) Терский гвардейский дивизион — 150 человек;
16) Терская офицерская сотня — 100 человек;
17) 2 казачьих терских батареи — 100-120 человек.
Сюда не включены терцы — беженцы, которые почти все находились в лагере в Пота. Были еще какие-то части, но я их не помню. Надо думать, числом не превосходили 6000-7000 человек.
Как видно из приведенных данных 24 марта 1920 года Владикавказ оставили около 7 тысяч военнослужащих и примерно 5 тысяч беженцев, которые по военно-грузинской дороге отправились в Грузию. Покидая Владикавказ, многие казаки Терского казачьего войска, еще не знали, что уже никогда не вернуться в родные станицы и, что прощаются с родной землей навсегда.
В ночь на 24 марта в оставленный войсками Терско-Дагестанского края город вступил Осетинский партизанский отряд под командованием А. Ботоева, затем Ингушский отряд под командованием Х. Орцханова. Днем 24 марта в уже советский Владикавказ прибыл отряд грозненских рабочих и отряд кабардинцев под командованием Михаил Самуилович Мордовцева, отправленный из Грозного по приказанию Николая Федоровича Гикало. Только 31 марта в город вступили регулярные части Красной армии.
Эдуард Бурда, кандидат исторических наук
Статья взята с сайта: Казачество Северного Кавказа – http://kazachestvokavkaza.com/