Применение политики “красного” террора к терским казакам

Сто лет назад Гражданская война в России вступила в новую стадию красного террора. В ответ на убийство председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого и покушения на главу Совнаркома Владимира Ленина (30 августа 1918 года) большевики объявили о применении к своим врагам комплекса максимально жестких мер. Новый виток борьбы между советской властью и ее противниками был закреплен Постановлением правительства от 5 сентября «О красном терроре». Заслушав доклад председателя ВЧК Феликса Дзержинского, СНК счел необходимым «обеспечить тыл путем террора».
Документ передавал чекистам исключительные полномочия расстреливать людей, «прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам».
Основания применения высшей меры к расстрелянным, а также их имена, по замыслу наркомов, должны были публиковаться в открытом доступе.
«Для усиления деятельности ВЧК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесение в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях», – также говорилось в постановлении СНК.
Под документом стояли подписи наркомов юстиции и внутренних дел Дмитрия Курского и Григория Петровского, управляющего делами Совнаркома Владимира Бонч-Бруевича и секретаря СНК Лидии Фотиевой.

Иными словами, неугодных лиц официально разрешалось ликвидировать без суда и следствия – только лишь по подозрению в причастности к организации, которую советское руководство определяло как неприятельскую. Шпионы, диверсанты и «прочие контрреволюционеры» официально объявлялись вне закона. Террор становился основой государственной политики.
Строго говоря, подобные методы борьбы практиковались красными и раньше, начиная с осени 1917-го года. Резонансные вспышки террора сопровождали революционные события еще до того, как большевики начали играть важную роль в российской политической системе. Собственно, уже Февральская революция ознаменовалась жестокой расправой солдат над офицерами. Теперь же нечто подобное уже не считалось бы преступлением – как в юридическом плане, так и в моральном.
Фактически декрет «О красном терроре» восстанавливал в стране смертную казнь, которую сами большевики отменили 28 октября 1917 года.
Он явился прямым продолжением Постановления ВЦИК от 2 сентября о превращении Советской Республики в «военный лагерь». На основании этого документа был создан Реввоенсовет с председателем Львом Троцким и главнокомандующим Иоакимом Вацетисом. После оформления четкой структуры управления армией в войсках начались показательные расстрелы «трусов и предателей».

Что же касается Терской области то взятие заложников, террор и убийства начались на казачьей земле задолго до официально объявленного большевиками постановления. И первой жертвой принесенной на алтарь революции стало убийство выборного атамана Терского казачьего войска. Михаила Александровича Караулова.
С конца ноября 1917 года за Войсковым атаманом повелась форменная охота. «Не стало дня, – пишет в своих воспоминаниях очевидец тех событий полковник Д. С. Писаренко, – когда бы, как сказано, не приходило по нескольку анонимных писем, то угрожавших смертью, то сообщавших о готовящейся расправе, то предупреждавших, откуда и кем она затевается. Атаман на это не обращал внимания, хотя и знал, что сообщения, несмотря на анонимность, правдивы, что убийство действительно готовится, но верить не хотел, что враги на это осмелятся в границах войсковой земли».

В декабре 1917 года атаман Караулов приветствовал в Пятигорском отделе 1-й Волжский казачий полк, прибывший с фронта. Его сопровождали брат Владимир, хорунжий А. А. Белоусов и депутат Войскового Круга А. В. Султанов.
Встретив 1-й Волжский полк, Атаман Караулов выехал 13 декабря, в отдельном классном вагоне, во Владикавказ. В ту пору Владикавказская железная дорога работала с перебоями и к тому же была загружена эшелонами солдат, возвращавшихся с Кавказского фронта. Зная недостаток в паровозах, Караулов, невзирая на просьбы сопровождавших его, не потребовал отдельного локомотива, а распорядился прицепить свой вагон к очередному пассажирскому поезду № 22, шедшему из Ростова на Моздок.
К полудню Ростовский поезд прибыл на станцию Прохладную, где вагон отцепили для присоединения к Владикавказскому составу, который отходил только через несколько часов. В это время для охраны и поддержания порядка на станции находилась контрольная рота Уфимской дружины. Здесь же в большом количестве бродили покинувшие свои части, распропагандированные большевиками дезертиры.
Группа вооруженных большевистски настроенных солдат контрольной роты Уфимской дружины во главе с неким Зотовым, узнала, что в вагоне № 4 пассажирского поезда находится Атаман Терского казачества. К его вагону стала стекаться толпа любопытных, желавших повидать М. А. Караулова. Здесь начались разговоры на злободневные темы, но затем появились агитаторы, которые начали пропаганду среди солдат, рассказывая о только что происшедшем разгроме горцами Хасав-Юрта. В этом они винили М. А. Караулова, а потому настаивали на необходимости потребовать от него объяснений, касавшихся работы в отношениях с горцами. С этой целью они потребовали всем выйти из вагона. Караулов и его сопровождающие отказались покинуть вагон, возникла перестрелка. Одного из рядовых, уговаривавших сослуживцев прекратить бесчинства – закололи штыком в шею.

Председатель Малого Войскового Круга Е. А. Букановский впоследствии так опишет гибель атамана: «Все это происходило против самого здания вокзала станции Прохладной. По роковому совпадению вскоре на станцию прибыл поезд с русскими беженцами из Хасав-Юртовского округа, только что изгнанными оттуда чеченцами и кумыками. Естественно, что эти обездоленные люди легко поддались провокации, внушавшей им мысль, что причиною всех их несчастий является Караулов. Узнав, что Михаил Александрович находится здесь на станции, прибывшие беженцы, хлынули толпой к атаманскому вагону. Уже через несколько мгновений создался такой психологический момент, когда толпа перестала владеть собою. С криками: «Смерть Караулову» она подхватила вагон Атамана и стала откатывать его в сторону станции Солдатской. Отодвинув вагон на 300–400 саженей, толпа остановила его недалеко от первого переезда через дорогу, где у полотна ее не имелось никаких жилых строений. Вслед за этим толпа отхлынула от вагона и открыла по нему беспорядочную стрельбу. Михаил Александрович по-прежнему стоял у окна и, глядя на происходящее, спокойно курил свою трубку. Он не воспользовался даже находившимся при нем оружием, а только сказал: «Если в этой толпе есть хоть один терский казак, пусть он видит, как умирает его Атаман». Но спутники Караулова взялись за оружие, отвечая на выстрелы выстрелами. Однако силы были слишком неравны; правда, в первый момент толпа, было, дрогнула, но, отбежав дальше, солдаты возобновили стрельбу. Скоро весь вагон был буквально изрешечен пулями, а все находившиеся в нем ранены или убиты».
М. А. Караулов и все его сопровождающие погибли в перестрелке, кроме тяжело раненого в живот А. В. Султанова. Солдаты ворвались в вагон. Тело Атамана, его брата Владимира и адъютанта А. Белоусова выволокли на перрон, раздели и разграбили, разбили прикладами винтовок голову атамана до мозгов, отрубили палец с перстнем. И под крики «Ура» озверевшая толпа солдат стала праздновать победу, сбросив тело атамана с железнодорожной насыпи. Позже черкеску атамана и кожаную офицерскую куртку брата Михаила Караулова – Владимира, со следами крови нашли в вагонах Уфимцев. Так пресеклась законно избранная атаманская власть на Тереке.

А вот как описал этот трагический эпизод один из инициаторов и непосредственный руководитель убийства М. А. Караулова член РСДРП (б) с 1917 года А. Я. Жданов, работавший в то время кондуктором на станции Прохладная: «Мне было поручено установить контакт с военной командой, которая несла службу по охране моста через реку Малку. Я завел дружбу с солдатами. Они один за другим становились на нашу сторону и были готовы выполнять любые указания посланцев партии и большевиков. Контрреволюция поднимала голову. Особое подозрение навлекал атаман Терского казачьего войска М. А. Караулов. От слов Караулов перешел к делу. Владикавказ он превратил в контрреволюционное гнездо, пытался сделать его неприступным, стал укреплять личный престиж… Вывод напрашивался сам собой: убрать главаря белоказацкой банды. Во главе целой оравы телохранителей он следовал во Владикавказ через Прохладную в специальном поезде. Вагон Караулова был в самом конце поезда. Команда ополченцев, охранявших мост через Малку, перешла на нашу сторону и днем прибыла в Прохладную, якобы для поддержания порядка… Со старшим команды условились о том, что перед самым отходом поезда мы отцепляем вагон, а когда все телохранители займут свои места, он даст команду: «Огонь по вагону!».
Паровоз набирал пар… До отхода поезда оставалось не более 5 минут. В это время я нырнул между вагонами, завернул фартуки вагонов и начал развинчивать сцепление… Поезд тронулся, а вагон атамана продолжал стоять. Тут я заметил Виктора, сына Александра Федоровича – составителя поездов. Опрометью он бежал к нам со стороны вокзала. «Начальник станции Николаев приказал отцу подать паровоз, немедленно забрать вагон Караулова и догнать поезд. Это я своими ушами слышал», – заверил Виктор.
Через несколько минут паровоз мчался к нам на повышенной скорости. «Нет, думаю, – Караулова из рук выпускать нельзя». Вынимаю револьвер и кричу машинисту Саше Плешкову: «Назад подобру-поздорову, иначе вот что получишь!». Паровоз удалился. В это время атаман высунулся в дверь и заметил или почувствовал неладное: «Что такое?»… Бывшие солдаты буржуазного правительства в течение минуты превратили вагон в решето. Караулов с братом и сворой телохранителей жизнями поплатились за свои злодеяния на Кавказе».
С этого времени хаос, и анархия охватили Терскую область. Дезертировавшая с Кавказского театра военных действий солдатская масса, заполонила города и станции, проводила расправы над офицерами. Как пример тому может служить убийство 27 декабря 1917 года на железнодорожной станции Котляревская разнузданной солдатской толпой полного Георгиевского кавалера, уроженца станицы Пришибской, хорунжего Я. И. Кошуба. Пятью днями ранее 24 декабря 1917 года на железнодорожной станции Прохладной солдатами был убит корнет Осетинского конного полка Н. Н. Гульдиев. Оба офицера были убиты только за то, что носили погоны. И подобные случаи в конце 1917 – начале 1918 года были не единичны.

Первых заложников из числа буржуазии и офицерства большевики стали брать еще в начале лета 1918 года. Так, 27 июня по постановлению Совета народных комиссаров Терской республики был арестован как заложник бывший командир 1-го Кизляро-Гребенского казачьего полка, командующий силами самообороны Терского казачьего войска полковник Семен Георгиевич Бочаров, который был казнен в ночь с 1-го на 2-е ноября на Пятигорском кладбище.
А первый зафиксированный расстрел заложников произошел во время августовских боев в городе Владикавказе в ходе Терского казачьего восстания, когда 10 августа 1918 года покидая город, Чрезвычайный комиссар Юга России Серго Орджоникидзе приказал расстрелять пленных и заложников. Среди расстрелянных заложников были директор Владикавказской мужской гимназии Иосиф Петрович Бигаев, престарелый генерал Павел Людвигович Хелмицкий, кавалер ордена Святого Георгия 4-й степени есаул Алексей Васильевич Сериков и многие другие.
7 октября 1918 года в ходе боев под станицей Боргустанской был тяжело ранен командующий красноармейскими частями Пятигорского округа М. Г. Ильин, который по истечении нескольких дней скончался в Пятигорске.
Смерть «товарища» Ильина большевики расценили как покушение на жизнь одного из вождей пролетариата и применили на практике приказ № 73 Чрезвычайной комиссии Северного Кавказа по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Во исполнение этого садистского приказа в Пятигорске без суда и следствия были казнены ранее арестованные в качестве заложников ни в чем не повинные лица. Среди казненных были: гвардии полковник Е. Ф. Случевский, полковник Р. Г. Шульман, штабс-капитана Б. И. Костич, фельдшер Н. Волков, поручик А. В. Шафоростов и бывший председателя «Союза увечных воинов» 70-ти летний слепой старик Н. Беляев.
Еще в сентябре 1918 года в Пятигорске разместился главный карающий орган Северо-Кавказская Чрезвычайная Комиссия во главе с отъявленным садистом и палачом Г. А. Артабековым. Жестокость чекиста, который хвалился, что подчиняется только лично Кирову, не знала пределов. Окруженный телохранителями из своих земляков, он наводил ужас на мирное население. Не брезговал ни чем. Особенно любил «блестяще» раскрывать мнимые заговоры. По приказу Артабекова в Пятигорск свозили заложники, взятых из числа офицеров, казаков, зажиточных слоев населения из городов Кисловодска, Железноводска, Ессентуков, а также из близлежащих станиц и селений. Взятию заложников предшествовал приказ № 73 Чрезвычайной комиссии Северного Кавказа по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, пропечатанный в № 138 от 25 сентября (8 октября) 1918 года «Известий ЦИК Северо-Кавказской советской социалистической республики, окружного исполкома Советов и Пятигорского совдепа».

В этом приказе значится, что во исполнение приказа народного комиссара внутренних дел товарища Г. И. Петровского подвергнуты заключению в качестве заложников следующие представители буржуазии и офицерства: 1) Рузский (бывший генерал), 2) Багратион-Мухранский (бывший князь), 3) Шаховский Л. (бывший князь), 4) Шаховский В. (бывший князь) и другие, всего 32 человека. Все эти лица, как это изложено в заключительной фразе приказа, подлежали расстрелу в первую очередь «при попытке контрреволюционного восстания или покушения на жизнь вождей пролетариата». В дальнейшем число заложников пропорционально возросло. В ЧК, руководимой Артабековым в Пятигорске, в отношении заложников помимо всевозможных моральных унижений применялись порки и подобного рода «пресечения». Тюрьма была переполнена.
На состоявшемся 2-м Чрезвычайном съезде Советов Северного Кавказа, проходившем в станице Невинномысской, была принята резолюция, в 4-м пункте которой говорилось, что «каждый покушавшийся на жизнь члена трудящихся масс без всенародного суда считается изменником дела революции, и сами трудящиеся массы на белый террор буржуазии ответят массовым красным террором».
Приведенная резолюция была опубликована на первой странице № 157 «Известий ЦИК Северо-Кавказской советской социалистической республики», от 2 ноября 1918 года. На той же странице начинается статья, озаглавленная «Красный террор» и заключающая в себе Приказ № 6 Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией в которой был приведен список казненных заложников. Согласно этого списка, в городе Пятигорске в ответ на расстрел руководителей ЦИК с 1 по 3 ноября 1918 года было казнено 58 заложников и 47 осужденных за различные преступления от фальшивомонетничества до участия в контрреволюционных отрядах и организациях. Среди погибших от рук чекистов были министры Н. А. Добровольский и С. В. Рухлов, князья Николай, Федор и Сергей Урусовы, Владимир и Леонид Шаховские, контр-адмирал А. П. Капнист, около 50 генералов и полковников. Были зарублены прославленные генералы от инфантерии – Радко-Дмитриев – национальный герой Болгарии и генерал Н. В. Рузский – бывший главнокомандующий Северным фронтом. Оба генерала с конца 1917 года находились на излечении на Кавказских Минеральных водах и готовы были руководить советскими войсками в боях против германских захватчиков, но не желали участвовать в братоубийственной войне. Тогда же погибли священник Иван Рябухин и три женщины, одна из них – литератор Эльза Полонская.

О том, как проходили эти убийства можно судить по расправе над генералом Н. В. Рузским. Так свидетель Вагнер утверждал, что со слов присутствовавшего при казни Кравеца, бывшего председателя Чрезвычайной следственной комиссии города Кисловодска, генерал Рузский перед самой смертью сказал, обращаясь к своим палачам: «Я – генерал Рузский (произнеся свою фамилию, как слово «русский») и помните, что за мою смерть вам отомстят русские». Свидетель Тимрот заявлял, что он был свидетелем разговора бывшего председателя «чрезвычайки» Артабекова, Стельмаховича и политического комиссара 2-й армии с подошедшим к ним неизвестным Тимроту лицом. Разговор имел место в кооперативе «Чашка чаю». Подошедший спросил Артабекова, правда ли, что красноармейцы отказались расстрелять Рузского и Радко-Дмитриева. На что Артабеков ответил: «Правда, но Рузского я зарубил сам, после того, как он на мой вопрос, признает ли он теперь великую российскую революцию, ответил: «Я вижу лишь один великий разбой». «Я ударил, – продолжал Артабеков, – Рузского вот этим самым кинжалом (при этом Артабеков показал бывший на нем черкесский кинжал) по руке, а вторым ударом по шее». Генерал Рузский, согласно показанию свидетеля Васильева, скончался после пяти нанесенных ему ударов, не издав ни единого стона.
Помимо убийства ни в чем неповинных заложников в деятельности Северо-Кавказской Чрезвычайной Комиссии были преступления и иного вида. Так, салонная анархистка, следователь Кисловодского ЧК Ксения Ге, будучи в должности «наркомздрава», выработала проект предотвращения распространения среди красноармейцев венерических болезней, приставив к ним женщин буржуазного класса, выполняющих по специальным карточкам сексуально-трудовую повинность. И только по счастливой случайности этому проекту не суждено было воплотиться в жизнь.
Что же касается применения красного террора по отношению к рядовым казакам, то он начался в ноябре, сразу же после подавления Терского восстания. Так, после захвата Грозного и взятия Сунженской линии в первой декаде ноября 1919 года были произведены массовые аресты казаков, и офицеров, по разным причинам не успевших отойти за Терек, а также тех, кто был замечен в антибольшевизме. Из арестованных было отобрано около 80 человек и под усиленным конвоем, в товарных вагонах, отправлено на расправу во Владикавказ. Как вспоминал впоследствии анонимный автор в дневнике «Полгода во Владикавказе»: «Когда поезд с арестованными должен был отойти из Грозного, то толпа женщин и детей (родных арестованных) подняла такие вопли, что сестра милосердая, бывшая при этом, сама большевичка, говорит, что такого ужасного душевного состояния она не переживала за время своей 4-летней деятельности на фронте, где насмотрелась всяких ужасов. – Писал в своем дневнике анонимный свидетель тех событий. – Дети и женщины цеплялись за колеса вагонов, и сами солдаты целый час не решались ехать, чтобы не покалечить и не подавить этих несчастных. Наконец, комиссар труда Назаретян, ездивший в Грозный с какой-то специальной миссией, заявил женщинам, что он головой своей ручается за неприкосновенность арестованных офицеров. «Ни один волос не спадет с их головы», – сказал Назаретян. Женщины оставили колеса вагонов, и поезд тронулся. Все увезенные офицеры расстреляны».

О расправе над своим больным отцом, войсковым старшиной Василием Захаровичем рассказал в своих воспоминаниях хорунжий К. В. Кириллов: «… Зима, снег, дожди, голод… Все время преследуемые красными, мы должны были постоянно менять местонахождение, все время быть начеку, на коне…. В таких условиях отец мой, ранения которого начали давать себя чувствовать, серьезно заболел. И другого выхода не было, как устроить его где-нибудь, чтобы он мог подлечиться, окрепнуть, отдохнуть. Наш дом, в центре станицы, был под строгим, непрерывным надзором. Я решил устроить отца к одному преданному ему станичнику, жившему на самом краю станицы, которому отец в свое время помог стать на хозяйство. Казак охотно согласился, поклявшись сохранить отца. Но не пришлось отцу набраться сил, чтобы вернуться в горы. Кто и как его предал, осталось неизвестно… Ночью двор был окружен и отец был взят большевиками. Вместе с тремя зажиточными казаками, бывшими конвойцами Государя, отца отправили в красный штаб во Владикавказ. Не доезжая до города, все четверо были расстреляны. Отцу перед расстрелом, выкололи оба глаза штыком, а в груди его было найдено пять пуль. Так закончил свой жизненный путь человек, который всю жизнь честно служил Родине».
Разгромив основные силы Терского казачьего восстания, части Красной Армии приступили к ликвидации остатков разрозненных отрядов повстанцев в казачьих станицах и осетинских селах, объявленных «контрреволюционными». Для этого были созданы специальные карательные соединения.
Чтобы ни одно «контрреволюционное» осетинское селение или ни одна казачья «контрреволюционная» станица не остались безнаказанными, в казачьи отделы в конце ноября 1918 г. были направлены карательные отряды во главе с комиссаром П. Агниевым (Агниашвили) и Мартыновым. В телеграмме на имя проходившего во Владикавказе V съезда народов Терека они сообщали: «27 ноября в 2 часа дня нами занято селение Кадгарон. Завтра, 28 ноября, мы двинемся в селение Ногкау, 29 ноября будем в Салугардане и Алагире». При этом, конечно же, комиссары умолчали о том, что эти села подверглись безжалостному разгрому, что селение Ногкау обстреливалось артиллерией, и 50 процентов его домов было разрушено.
Реквизиции и откровенный грабеж, аресты и расстрелы без суда и следствия стали нормой повсеместно. Так, Чрезвычайный комиссар Терской республики Бетал Калмыков обратился к населению Нальчикского округа с воззванием: «Волею Российского пролетариата контрреволюция в области, душившая трудовой народ более 4 месяцев, подавлена… Очищайте свои ряды от контрреволюционеров! Арестовывайте и доставляйте их в Нальчик! Врагам народа нет места среди нас! Пусть в нашем сердце не говорит жалость к ним!».
Таким образом, начиная с осени 1918-го года, после принятого Постановления правительства «О красном терроре» были разработаны новой властью методы борьбы по борьбе с контрреволюцией вообще, к терским казакам, в частности. Применения красного террора по отношению к рядовым казакам начался в ноябре, сразу же после подавления Терского восстания. Для ликвидации остатков разрозненных отрядов повстанцев в казачьих станицах и осетинских селах, объявленных «контрреволюционными», были созданы специальные карательные соединения.

Эдуард Бурда, кандидат исторических наук

Статья взята с сайта: Казачество Северного Кавказа – http://kazachestvokavkaza.com/